USD/KZT 481.84 
EUR/KZT 531.33 
 KAZAKHSTAN №2, 2008 год
 Экономика Казахстана 2008. Время неисполнения желаний?
АРХИВ
Экономика Казахстана 2008. Время неисполнения желаний?
 
Редакционный обзор
 
Кризис кредитоспособности и финансовой ликвидности, высокая инфляция и спад темпов роста экономики – все это говорит о том, что ближайшие годы станут для Казахстана «эпохой тотального риск-менеджмента». Тотального, потому что в условиях глобальной нестабильности наиболее конкурентоспособной окажется именно та страна, которая сумеет эффективно справиться не только с экономическими, но и институционально-политическими рисками. Свой взгляд на решение этих проблем высказали участники четвертой международной конференции по риск-менеджменту, организатором которой выступила страховая компания «Евразия». В этой статье мы приводим позиции только трех из них – российских экономистов Егора Гайдара, Александра Илларионова и казахстанского политолога Досыма Сатпаева, чьи выступления показались нам наиболее интересными и актуальными.
 
Не расслабляться!
 
В своей речи бывший и.о. председателя правительства Российской Федерации, а ныне директор Института экономики переходного периода (ИЭПП) Егор Гайдар, остановился на страновых рисках текущего периода. При этом он сразу же предупредил, что в первую очередь будет говорить о России, подчеркнув, что многое будет актуально и для Казахстана. И это понятно: несмотря на то что в обеих странах идет процесс диверсификации, а рост обрабатывающих отраслей опережает показатели добывающих секторов, наши экономики по-прежнему очень сильно зависят от экспорта сырья. Кроме того, и Россия, и Казахстан относятся к категории развивающихся рынков. Такие характеристики в условиях замедления глобального экономического роста автоматически помещают наши страны в зону повышенного риска.
 
Г-н Гайдар обратил внимание на тот факт, что мировая экономика развивается циклично, когда периоды роста сменяются временем спада, а это несет серьезную угрозу, особенно для стран, зависящих от ресурсных рынков. За последние 15 лет мир столкнулся с двумя такими случаями существенного замедления глобальной экономики – в 1998-м и в 2001 годах. Оба раза было отмечено заметное снижение цен на нефть, нефтепродукты, газ и металлы, причем оно наступало не сразу после начала падения спроса, а с некоторым временным лагом. Так, в 1998 году экономика Россия перешла от подъема, наметившегося в 1997 году, к серьезному спаду, а после 2001 года, на фоне кризиса в Юго-Восточной Азии, здесь наблюдалось двукратное снижение темпов экономического роста. В Казахстане влияние изменения мировой конъюнктуры на тот момент было менее выраженным, однако и у нас оно было ощутимо. Разумеется, это вовсе не значит, что если сегодня наблюдается снижение глобальных темпов экономического роста, то цены на нефть и металлы обязательно снизятся. Тем не менее, вырабатывая экономическую политику, «мы, по крайней мере, должны учитывать этот риск».
 
Еще один важный элемент, который серьезно влияет на национальные экономики в условиях ухудшения глобальной экономической конъюнктуры, – изменения в направлениях инвестиционных потоков. Как показывают предыдущие периоды спада (как, впрочем, и текущий финансовый кризис), в первую очередь происходит резкое снижение притока капитала на развивающиеся рынки. По словам г-на Гайдара, это связано с тем, что инвестиционные и финансовые структуры оперируют заемными деньгами, а потому при возникновении турбулентности в мировой экономике возникает такой институт, как «маржин-коллы». Именно из-за этого инвесторы вынуждены уходить на более высоколиквидные и надежные рынки.
 
При этом российский экономист обратил внимание на то, что мировая финансовая система в ее современном виде (глобальный рынок капитала, плавающие курсы по основным валютам и отказ от золотовалютного стандарта) существует относительно короткое время (около 30 лет), а потому ее поведение плохо поддается пониманию. Не случайно все последние финансовые кризисы не были спрогнозированы и оказались своего рода сюрпризом. «В этой связи надо понимать, что мы сталкиваемся с рисками непредсказуемых изменений потоков капитала, которые могут иметь серьезное значение для национальных экономик». Например, вряд ли кто-то мог заранее предположить, что кризис второсортного ипотечного кредитования в США приведет к проблемам с ликвидностью в российской и казахстанской банковских системах.
 
Как это ни парадоксально, эффективно реагировать и управлять рисками в текущей ситуации нашим странам может помешать фактор успехов, достигнутых в предыдущий период. Сейчас за плечами России и Казахстана 10 лет достаточно динамичного экономического роста, накоплены значительные золотовалютные резервы, созданы фонды будущих поколений. Однако к благоприятным условиям очень легко привыкнуть. Именно «в этой ситуации политикам так хочется расслабиться, так хочется думать, что все проблемы решены, что дальше надо только управлять ростом благосостояния… и думать о своей популярности». Тем самым возникают риски ослабления финансовой политики в самое ненужное время, как раз тогда, когда мир находится в состоянии турбулентности.
 
Для наглядности глава ИЭПП привел пример России, где в 2000–2005 годах финансовая политика была очень консервативной и высококачественной. «Мы быстро гасили государственные долги, мы накапливали золотовалютные резервы, мы имели крупные профициты бюджета. Но беда в том, что в реальном мире долго проводить такую политику на фоне благоприятной конъюнктуры безумно трудно, потому что всегда найдется проходимец, который выйдет и скажет: смотрите, у нас такие проблемы там-то и там-то, а эти странные люди не хотят дать ни одного доллара для того, чтобы их решить. С этим можно бороться год, два, три, но не вечно». Именно поэтому уже в 2006 году в России стали очевидными признаки ослабления бюджетной политики, а в 2007-м, на фоне предвыборного цикла, они приобрели уже достаточно опасный характер, что видно по темпам роста расходов бюджета в реальном исчислении.
 
«Рыночная экономика имеет неприятное свойство для властей – она сразу реагирует на происходящее, и реагирует понятным образом, – считает г-н Гайдар. – Если до этого на протяжении восьми лет инфляция либо снижалась, либо не росла, то теперь на фоне 20%-ного увеличения расходов бюджета мы, естественно, получаем перелом в ее динамике». Огромный приток капиталов в условиях растущих цен на сырье также способствовал раскрутке инфляции и в конечном итоге – перегреву экономики. «В таких условиях наращивать государственные расходы быстрее, чем растет сама экономика, – серьезная ошибка, но, к сожалению, политики именно ее и делают», – продолжает Егор Гайдар. «К счастью, на фоне изменившейся мировой конъюнктуры очевидно, что мы уже не будем иметь такого притока капитала. Вопрос в том, какими будут масштабы коррекции… Если мы получим серьезный отток капитала, это уже будет та проблема, к которой нашей банковской системе придется довольно непросто адаптироваться».
 
В аналогичной ситуации сегодня оказались и казахстанские банки, однако существуют другие потенциальные риски, которым в нашей стране пока уделяют гораздо меньше внимания, чем проблемам БВУ. Апеллируя к опыту России, глава ИЭПП отмечает, что в свое время там было принято очень правильное решение – рассчитаться с государственной задолженностью. «Труднее понять другое – почему мы при этом разрешили своим государственным корпорациям, долги которых рассматриваются как квазигосударственные, быстро наращивать свою собственную задолженность. Конечно, это создает довольно серьезные риски в условиях, когда им надо будет сейчас рефинансироваться, а в основном эта задолженность короткая».
 
Сегодня главным козырем, которым успокаивают себя наши чиновники, остаются высокие цены на нефть, от которых в большей степени зависит платежный баланс и бюджет России и Казахстана. В качестве аргументов они приводят тот факт, что растет спрос из Китая и Индии, а крупнейшие мировые месторождения нефти вступили в стадию затухающей добычи. По мнению г-на Гайдара, все это «было бы очень интересно, если бы мы обсуждали рынок нефти 30-летней давности». Однако сегодня он радикально изменился, это уже новый рынок, который из чисто товарного превратился в финансовый. Особенно это стало заметно в последние пять лет, в ходе которых наблюдается бурный рост фьючерских контрактов. Международное энергетическое агентство (IEA) в своем последнем докладе выражает по этому поводу некоторое недоумение, поскольку никакие фундаментальные факторы уже не объясняют подобной динамики фьючерсов. «Когда мы имеем дело с финансовыми рынками, всегда есть риск столкнуться с кризисом «мыльного пузыря», который может иметь катастрофические последствия. Беда в том, что финансовому рынку, в отличие от товарного, очень трудно найти ценовое дно. Когда мы говорим о товаре, все понятно: есть месторождения, есть себестоимость. Финансовый рынок колеблется по соображениям, не совсем связанным с тем, что происходит в самой отрасли добычи … он зависит от того, в каком настроении встали брокеры, какая команда выиграла в футбол, как они угадывают настроение друг друга».
 
Резюмируя свое выступление, г-н Гайдар отметил, что он никогда не говорил о том, что страны, подобные России, в условиях замедления роста мировой экономики обязательно столкнутся с экономической катастрофой. Тем не менее перед ними встают очень серьезные вызовы. В этой ситуации надо быть особенно осторожным с проводимой экономической и финансовой политикой. Улучшение качества институциональных реформ – это, конечно, полезно, но в любом случае ослаблять финансовую политику в условиях мировой турбулентности – серьезная ошибка.
 
Институциональный парадокс
 
Постоянный оппонент Егора Гайдара экс-советник президента РФ по экономическим вопросам, президент Фонда «Институт экономического анализа» (ИАЭ) Александр Илларионов, напротив, считает, что залогом долгосрочного социально-экономического развития государства являются именно институциональные реформы. По его словам, в течение последних нескольких десятилетий большое внимание уделяется исследованиям взаимоотношений между уровнем благосостояния и показателями институционального развития. В результате было сформировано практически универсальное представление об основном направлении социальной эволюции. Так, статистически была установлена прямая корреляция между ростом ВВП и такими показателями, как индекс политических прав и гражданских свобод населения, уровень экономической свободы и индекс правопорядка.
 
Иными словами, более богатые страны являются и более развитыми в институциональном плане. И наоборот, страны, которые уничтожают политическую демократию и правопорядок, одновременно создают условия для уничтожения экономического благосостояния.
 
Однако, как отмечает г-н Илларионов, эта закономерность, справедливая для всего мира, в случае России и Казахстана не работает. С одной стороны, в течение последних лет в наших странах наблюдается рост благосостояния и экономических показателей, по поводу чего и власти, и элита, и граждане могут только гордиться. С другой, если посмотреть на показатели институционального развития, тренд идет в прямо противоположном направлении. «Рост ВВП не сопровождается повышением качества институтов, более того, гражданские свободы самоликвидируются. И это то, что мы можем назвать российской или казахстанской загадкой, парадоксом, который явно противоречит тому, что мы наблюдали у подавляющего большинства стран мира – от Эстонии и Сьерра-Лионе до Саудовской Аравии и Зимбабве».
 
Как результат, Россия, по данным 2007 года, занимала по уровню экономического развития 69-е, а Казахстан – 76-е место в мире. В то же время мы находились практически в самом конце рейтингов по таким индикаторам, как качество функционирования государства, индекс независимости судебной власти, индекс коррупции, индекс правового порядка и др. В среднем, позиции наших стран по всем основным показателям институционального развития в два, три, а в некоторых случаях и в четыре раза ниже, чем они должны быть исходя из мест, занимаемых по уровню развития экономического. Отсюда Александр Илларионов делает вывод о том, что в последнее время Россия и Казахстан «находятся в тяжелейшем институциональном кризисе».
 
Весьма печально выглядит и ситуация в сфере политических прав и гражданских свобод. По словам президента ИАЭ, сегодня показатели России и Казахстана здесь упали не только ниже среднемирового уровня, но даже ниже, чем для стран Ближнего Востока, которые в течение последних лет были «чемпионами» в этой сфере. «То, что мы обсуждаем, можно назвать зимбабвийской болезнью – болезнью уничтожения институтов современного цивилизованного гражданского общества и государства. Россия по-прежнему пока немного лучше по данному показателю, чем Зимбабве и Казахстан, но зато она компенсирует это гораздо более высокой скоростью ликвидации политических прав и гражданских свобод».
 
Конечно, можно было бы предположить, что в институциональном кризисе виновата нефть, особенно в условиях высоких цен на углеводороды. «Существует довольно большая и энергично развивающаяся теория ресурсного проклятия, которая говорит о том, что страны, богатые природными ресурсами, в частности нефтью и газом, обречены на ликвидацию политических свобод, гражданских прав и демократии, на разрушение правопорядка». Однако пример других государств – экспортеров сырья – показывает, что такое объяснение не совсем верно. Причем речь идет не только о развитых демократиях, таких, как Норвегия, Великобритания, Канада, Австралия или Нидерланды. В странах ОПЕК показатели институционального развития в течение последних пяти лет пусть неровно, неустойчиво и не слишком заметно, но тем не менее идут на повышение. При этом многие из них являются молодыми государствами, где политическая элита и институты только формируются.
 
Между тем низкий уровень качества гражданских и политических институтов, по мнению г-на Илларионова, способен затормозить экономическое развитие наших стран. В качестве примера он привел Казахстан, где институциональные изменения, произошедшие в 2000-х годах, привели к серьезному замедлению темпов роста ВВП на душу населения. «С 1991 года до начала 2000-х годов Казахстан довольно быстро сокращал тот отрыв, который существовал между нашими странами, приближаясь к российским показателям. В течение 2000-х годов эта скорость существенно замедлилась, а судя по предварительным данным экономического роста в I квартале 2008 года, Казахстан стал уже отставать».
 
Негативное влияние проблем в институциональной сфере можно также увидеть, если сравнить динамику экономического развития в постсоветских государствах. «В 1999–2000 годах мы занимали 3-ю и 4-ю строчку. Сегодня Казахстан находится на 7, а Россия на 12 месте, причем нас опережают не только страны, богатые энергоресурсами, но и чистые импортеры, которые не получают добавку от нефтеэкономической конъюнктуры». А потому институциональный кризис, в котором оказались Россия и Казахстан, на данный момент «представляет самый большой риск».
 
Что первично?
 
Досым Сатпаев, директор «Группы оценки рисков» (ARG), считает, что наиболее серьезная проблема для Казахстана – это отсутствие эффективно действующей политической системы. Именно из-за этого всплывают на поверхность многие текущие экономические вопросы. Поэтому свое выступление он посвятил специфике политической системы нашей республики, рассказав о том, какие уязвимые зоны она имеет, в чем риск снижения ее конкурентоспособности и как это может отражаться в целом на экономической ситуации.
 
«Всем известен тезис, который с высоких трибун озвучивает буквально каждый чиновник: сначала экономика, а потом политика. В Казахстане это уже напоминает некую мантру. Ее даже пытаются сравнивать с аналогом национальной идеи. Но при этом немногие задаются вопросом: какую экономическую и политическую модель мы строим сейчас или, может быть, уже построили». Между тем, только определившись с данными моделями, можно будет вывести политические и инвестиционные риски, которые влияют на конкурентоспособность систем, утверждает г-н Сатпаев.
 
Вся проблема заключается в том, что в самом Казахстане ни среди практиков, ни среди теоретиков нет общей позиции по этому вопросу. По словам директора ARG, на одной из дискуссий отечественные финансисты определили экономическую модель республики как «коррупционный капитализм». Это то же самое, что понятие «тоталитарная демократия», – своего рода сгусток несочетаемых вещей. Если уже сами практики-финансисты так оценивают окружающую действительность, понятно, что она дефектна по своей сути. «Система распределения общественного продукта несправедлива. Конкурентная среда не развита, экономическая идеология размыта, а экономический бум в условиях низкой производительности труда опасен, что мы, собственно, сейчас и видим».
 
Схожие трудности, по словам политолога, возникают и при попытке определить политическую модель развития страны. С первого взгляда Казахстан относится к классическим авторитарным режимам, где главенствует основной принцип: разрешено все, кроме политики. Это довольно часто предполагает вполне успешную рыночную реформу, создание более или менее эффективных экономических систем, которые рано или поздно вступают в противоречие с политическим консерватизмом. Вместе с тем, по мнению г-на Сатпаева, в республике на данный момент нет полноценной рыночной экономики, а только отдельные ее элементы. «Более того, учитывая особенности политического развития страны, появление такой экономики ставится под сомнение. Граница между бизнесом и властью всегда была прозрачной, а протекционизм, крышивание и коррупция приводят к неполноценному развитию рыночной конкуренции».
 
Свой взгляд на отечественную политическую систему г-н Сатпаев представил в виде SWOT-анализа ее сильных и слабых сторон, имеющихся возможностей и угроз. Среди сильных сторон он отметил политическую лояльность к президенту и его поддержку со стороны основной части правящей элиты. Хотя «последние политические события показывают, что и здесь уже возникают проблемы». Вторым пунктом политолог поставил целенаправленный перевод социальной энергии в экономическую сферу, «т. е. поощрение политической апатии населения». Бесспорным преимуществом является отсутствие значительных внешних угроз и, в частности, низкий уровень террористических рисков. Еще одна сильная сторона – это энергетическая значимость Казахстана в глазах международного сообщества: банальная сделка – нефть и газ в обмен на лояльность. Свою роль здесь играет и благоприятная ценовая конъюнктура на мировом рынке сырья. И последний пункт, который можно отнести к позитивным моментам, – это «наличие у президента страны неких социальных контрактов с разными социальными группами».
 
Среди основных слабостей политической системы Казахстана Досым Сатпаев отмечает отсутствие определенности по поводу механизма преемственности власти, наличие большого количества конкурирующих элитных группировок, высокую централизацию и доминирование теневой сферы над публичной политикой. Сюда же можно отнести неэффективность бюрократического аппарата, дисбаланс между экономическим развитием и политическим консерватизмом, высокий уровень коррупции, сокращение каналов для вхождения в элиту и тенденцию к социальному расслоению, которая, с учетом последних экономических процессов, скорее всего, будет только усиливаться.
 
Список имеющихся возможностей оказался самым коротким. Казахстан может использовать авторитаризм как основу для модернизации. Наличие благоприятной внутренней обстановки способно оказать позитивное влияние на стабильное развитие страны, а у президента все еще есть время для создания эффективного механизма преемственности власти. И наконец, тот факт, что Казахстан, в отличие от других стран Центральной Азии, больше ориентирован на интеграцию в мировое сообщество, автоматически повышает требования к функционированию нашей политической и экономической системы.
 
Говоря о рисках, г-н Сатпаев подчеркнул, что централизованная политическая система не может децентрализоваться сама по себе – для этого должен быть какой-то стимул. Мировой опыт показывает, что он может прийти либо сверху, либо снизу. На данный момент в регионе уже реализованы «нехорошие» модели, когда власть меняется насильственным путем, и для Казахстана это был бы не самый оптимальный вариант. Еще одна угроза – усиление социального неравенства, что связано с сокращением среднего класса и увеличением безработицы из-за кризисной ситуации в МСБ. «Естественно, это приводит к росту политических и экономических аутсайдеров. Увеличиваются конфликтогенные зоны». По мнению политолога, главной проблемой нового политического цикла станет «обострение чувства социальной справедливости».
 
Директор ARG отдельно выделил тенденцию изменения государственной политики по отношению к реальному сектору и финансовым структурам. «По сути, сейчас в Казахстане идет процесс огосударствления экономики посредством ужесточения законодательства и выкупа акций. Это видно в энергетической сфере, наблюдается в горнорудной промышленности, это уже произошло на информационном пространстве Казахстана и может начаться в финансовом секторе». При этом г-н Сатпаев подчеркнул, что «на фоне громких коррупционных скандалов, постоянной недоосвоенности бюджетов, межведомственных конфликтов и неэффективной борьбы с инфляцией все-таки возникает сомнение, что государство в Казахстане может быть хорошим управленцем рыночных процессов».
 
Согласно мировой практике развитие политической системы обычно проходит в три этапа: институциональный, мобилизационный, стабилизационный. Затем, наступает наиболее сложный – модернизационный этап. При этом непонятно, где та точка бифуркации, за которой начинается трансформация в сторону модернизации. Скорее всего, спусковым механизмом является противоречие между определенными темпами экономического развития и неспособностью политической системы реагировать на экономические требования. Похоже, что казахстанская политическая система уже теряет свою конкурентоспособность. В этой связи г-н Сатпаев привел ряд пунктов, выполнение которых, по его мнению, необходимо для оптимального рыночного развития и повышения конкурентоспособности. Среди них – политическая модернизация, появление новых каналов пополнения политической элиты и наличие точек, фильтрующих доступ к процессу принятия политических решений. Необходимо обеспечить «проведение четкой границы между бизнесом и политикой, введение института выборности местных руководителей, рост среднего класса, становление электоральной формы поддержки институтов власти, формирование эффективного механизма преемственности и диверсификацию экономики».
 
Понятно, что Гайдар, Илларионов и Сатпаев – это не пресловутые лебедь, рак да щука из знаменитой басни Крылова, их тезисы не противоречат, а, скорее, дополняют друг друга, формируя единую и, увы, не лубочную картину. И картина эта наталкивает нас на вполне определенные выводы: похоже, что время быстрого исполнения желаний, отведенное руководству Казахстана историей, уже закончилось. Впереди период нелегких, непростых, но жизненно необходимых решений.
 


Список статей
· 2017 MMG
· 2016 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2015 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2014 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2013 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2012 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2011 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2010 №1  №2  №3  №4  №5/6
· 2009 №1  №2  №3  №4  №5  №6
· 2008 №1  №2  №3  №4  №5/6
· 2007 №1  №2  №3  №4
· 2006 №1  №2  №3  №4
· 2005 №1  №2  №3  №4
· 2004 №1  №2  №3  №4
· 2003 №1  №2  №3  №4
· 2002 №1  №2  №3  №4
· 2001 №1/2  №3/4  №5/6
· 2000 №1  №2  №3





Rambler's
Top100
Rambler's Top100

  WMC     Baurzhan   Oil_Gas_ITE   Mediasystem