Нелегкое бремя плохих кредитов
Почему проблемные займы тормозят рост банковского сектора Казахстана
Еще до кризиса аналитики рейтинговых агентств предупреждали о рисках, связанных с бурным ростом кредитного портфеля банков в ущерб его качеству. Однако тогда к ним не прислушались ни банкиры, ни регулятор. Сегодня, когда сектор пожинает плоды излишней самоуверенности, мы попросили заместителя директора группы «Финансовые институты» рейтингового агентства Standard&Poor's Наталью Яловскую оценить сложившуюся ситуацию.
Как в S&P оценивают ситуацию в банковском секторе Казахстана? Стагнация продолжается?
К сожалению, да. Ситуация по-прежнему остается сложной, поскольку проблема «плохих» кредитов в структуре активов банковской системы до сих пор не решена. Сейчас их уровень в целом по сектору превышает 30%. Это очень много. И то, что с 2010 года в этой сфере мы не видим заметных улучшений, что свидетельствует о серьезности проблем в казахстанской банковской системе.
Конечно, это негативно отражается на деятельности банков, особенно тех из них, у которых высокий уровень проблемных займов. Они не могут развивать новый бизнес, поскольку не имеют возможности отвлекать ресурсы на эти цели. Одновременно у них есть и проблемы с фондированием, так как потенциальные инвесторы напуганы высоким уровнем «плохих» кредитов.
То есть Вы считаете, что некачественные активы остаются основным вызовом для наших банков?
Действительно, это одна из главных проблем. И у нее есть целый ряд причин. Во-первых, до кризиса у банков был очень свободный подход к системе управления рисками, во‑вторых, очень высокий аппетит к ним и в‑третьих — некачественный риск-менеджмент.
Сохраняющийся высокий уровень проблемных кредитов в системе говорит еще и о том, что для деятельности банков нет благоприятной среды. Кроме того, имеется ряд факторов, которые не позволяют БВУ избавиться от «плохих» займов и начать, что называется, с чистого листа. С другой стороны факт наличия проблемного кредитного портфеля указывает на то, что высокий аппетит к риску может сохраняться, поскольку во многом эта ситуация возникла из-за чрезмерного кредитования строительной отрасли и сектора недвижимости. И мы видим, что многие банки не хотят решать трудности, возникшие в этом сегменте, потому что продолжают надеяться на рост цен на недвижимость в среднесрочной перспективе.
С нашей точки зрения, это нельзя назвать оптимальным, а уж тем более консервативным подходом. Такая позиция банков вызывает тревогу, поскольку в случае улучшения ситуации они будут поступать в своей кредитной деятельности так же, как это было до кризиса. Поэтому для нас важно видеть позитивные изменения в риск-менеджменте как со стороны БВУ, так и со стороны регулятора. То есть, с одной стороны, мы хотим убедиться, что БВУ больше не позволят себе чрезмерное и агрессивное кредитование отдельных секторов экономики (не проводя при этом качественного анализа заемщиков и возможных негативных последствий), а с другой, что регулятор своевременно увидит нарастание проблем в том или ином сегменте и примет упреждающие меры.
Вы упомянули, что уровень проблемных кредитов сейчас превышает 30%, а если при этом учитывать еще и реструктуризированные займы, то каким может быть этот показатель на самом деле?
Очень правильное замечание. У банков действительно есть реструктуризированные займы. Да, это кредиты, которые имеют признаки обесценения. Однако БВУ не признают их проблемными, ведь под таковыми понимаются только такие кредиты, по которым есть просрочка 90 дней и более.
Вообще, для Казахстана весьма характерно, что наличие «плохих» займов признается БВУ очень поздно, тогда как в других странах банки делают это гораздо быстрее. Соответственно, чем раньше это происходит, тем выше вероятность того, что проблема не станет масштабной. В Казахстане мы наблюдаем противоположную картину: проблема «плохих» кредитов, начиная с кризиса, продолжает лишь нарастать. Поэтому есть вероятность того, что часть реструктуризированных ранее займов и займов с признаками низкого качества постепенно перейдет в категорию проблемных. Лично я думаю, что это неизбежно.
А как бы Вы оценили уровень потенциально проблемных кредитов?
По нашим оценкам, в целом по сектору их 15–20%. Конечно, в перспективе, может, и не все реструктуризированные займы обязательно окажутся в категории «плохих». Однако есть высокая вероятность того, что определенная их часть в конце концов окажется проблемной.
Как Вы считаете, насколько негативно скажется февральская девальвация на нашем банковском секторе?
Займов в валюте по-прежнему много. Тем не менее мы считаем позитивным фактором то, что сейчас банки выдают населению гораздо меньше (по сравнению с докризисным периодом) новых кредитов в валюте.
Почему я акцентирую внимание именно на физических лицах? Дело в том, что розничные заемщики наиболее чувствительны с точки зрения незастрахованности от валютных рисков. Одно дело — компании, которые получают доход в валюте, и совсем другое — население, получающее зарплату в тенге. Поэтому валютное кредитование физлиц — это сегмент с очень высокими рисками.
Возьмем, к примеру, ситуацию, которую мы наблюдали в Венгрии. Там банки выдавали в свое время очень много ипотечных займов в валюте, и когда форинт сильно девальвировал, такие кредиты стали для них серьезной проблемой. Что я хочу этим сказать? После кризиса 2008 года венгерские БВУ практически не выдают займов населению в иностранной валюте. И это хорошо с точки зрения подверженности валютным рискам.
Если говорить о Казахстане, то мы считаем, что девальвацию, которая произошла в этом году, банки встретили уже с лучшей структурой валютного портфеля по сравнению с докризисным периодом. Поэтому негативный эффект, который для банков заключается в угрозе перехода валютного риска в кредитный, будет намного меньше, чем после девальвации 2009 года, да и то станет вполне управляемым.
Как известно, S&P хочет видеть от нашего регулятора «проактивных мер реагирования». Что Вы подразумеваете под этим?
Некоторые банки жалуются, что после кризиса регулятор чрезмерно закручивает гайки. Например, Национальный банк уже принял меры по ограничению роста потребительского кредитования, увеличил количество отчетов, которые должны предоставлять БВУ, а также реализует ряд других инициатив, ограничивающих банковскую деятельность.
Однако это происходит после кризиса. Нам же хотелось бы видеть более активное вмешательство регулятора в то время, когда проблемы только начинают возникать, а не когда они принимают полномасштабный характер. При этом мы хотели бы, чтобы регулирующий орган концентрировал внимание в первую очередь на наиболее проблемных сегментах.
Во-первых, для этого у него есть все возможности и инструменты, чтобы в кратчайшие сроки получать всю необходимую информацию. Во-вторых, есть механизмы, чтобы скорректировать поведение банков через регуляторные нормативы, предписания, изменения в банковском надзоре и т. д. То есть у Нацбанка есть много рычагов, а потому нам хотелось бы, чтобы он использовал их в целях упреждения проблем.
И последний вопрос. Каков прогноз S&P по перспективам банковского сектора Казахстана в этом и следующем году?
С нашей точки зрения, этот год для казахстанских банков будет сложным. Связано это и с февральской девальвацией, и с волатильностью депозитной базы некоторых банков, и с непростой внешнеэкономической ситуацией, и конечно же, с высоким уровнем проблемных кредитов.
Поэтому в этом году принципиальных улучшений в секторе мы не ожидаем. При этом мы считаем, что если в работе с проблемными активами будет прогресс, то в следующем году уже можно будет увидеть позитивную динамику. Однако это пока только ожидания, не подтвержденные ни цифрами, ни фактами.